Мы попросили исследователей из разных областей ответить на вопрос, что лежит в основе алармизма на уровне лидеров государств и на уровне отдельных лиц и социальных групп. В блиц-опросе принимали участие Сергей Ениколопов, Александр Тхостов, Екатерина Шульман, Тимофей Нестик, Григорий Юдин.Тимофей Нестик (ведущий научный сотрудник Школы антропологии будущего ВШСН РАНХиГС, зав. лаборатории социальной и экономической психологии РАН, профессор РАН):
В условиях борьбы с пандемией ярко проявляются типичные стратегии реагирования человека на глобальные угрозы. Тревожные сообщения в СМИ дополняются риторикой войны и чрезвычайного положения, которую используют политики и государственные деятели стран, столкнувшихся с коронавирусом. Такого рода алармизм основывается на ошибочном убеждении в том, что если целевая аудитория не реагирует должным образом на угрозу, нужно еще громче бить в набат и рисовать картину негативных последствий промедления более яркими красками. Именно в этой тональности ранее велось освещение ряда других глобальных рисков, в том числе угрозы изменения климата. Как наши исследования, проведенные при поддержке РНФ, так и исследования наших зарубежных коллег показывают, что несмотря на реальную опасность и растущую вероятность глобальных рисков, запугивание оказывается менее эффективной коммуникативной стратегией, чем позитивно сформулированные личные и коллективные цели, опора на сопереживание и взаимную поддержку.
Одна из причин алармизма состоит в том, что коллективные страхи действительно быстро объединяют людей.Наши исследования показывают, что они в 3 раза проще по своему содержанию, чем мечты о будущем. Иными словами, задумываясь о коллективном будущем, мечтаем мы о разном, а боимся одного и того же. Это позволяет популистам быстро мобилизовывать общественную поддержку в ходе политических кампаний, а государственным руководителям – повышать рейтинг популярности за счет скорости реакции властей на возникающие угрозы. Благодатной почвой для распространения тревоги и страхов является низкое доверие к социальным институтам перед лицом глобальных рисков. Например, по данным Edelman Trust Barometer, в Китае государству, бизнесу и СМИ доверяют 77%, в Италии – 48%, в США – 45%, а в России – только 27%.
Наш репрезентативный общероссийский опрос, проведенный совместно с ИГ «ЦИРКОН» в сентябре 2019 г., показал, что только 26% россиян считают, что в случае массового бедствия региональные и федеральные власти окажут поддержку всем нуждающимся.
Зарубежные исследования социальных сетей показывают, что пугающие новости, даже если они заведомо неправдоподобны, пересылаются в несколько раз быстрее и с значительно большим охватом, чем положительная и достоверная информация. В результате СМИ и социальные медиа превращаются в «фабрику тревоги», усиливающую и без того негативные психологические последствия природных бедствий: депрессии, тревожные расстройства и посттравматический синдром.
В одном из наших экспериментов мы предъявляли испытуемым тексты с тревожными новостями о природных и техногенных рисках: оказалось, что они не повышают социальную ответственность и готовность участвовать в коллективных действиях для предотвращения угрозы, зато усиливают желание позаботиться о безопасности себя и близких. Аналогичные исследования в области психологии глобального изменения климата показывают, что тревога в отношении масштабных угроз вызывает защитные реакции, схожие с когнитивным диссонансом. Нас побуждают действовать, но если мы не видим возможности влиять на ситуацию, то разрешаем это противоречие за счет занижения вероятности риска и тяжести его последствий, пользуемся стратегиями депроблематизации: мол, пусть этим занимаются специализированные службы; это естественный процесс, который сам пройдет; есть более серьезные социальные проблемы, которые нужно решать и т.д. В итоге запугивание приводит к обратным эффектам – вместо мобилизации общества на всеобщую борьбу с пандемией, оно усиливает отрицание ситуации, фатализм и недоверие к официальной информации.
Можно выделить еще два психологических последствия алармизма, которые способны загнать руководителей в парадоксальную ситуацию и снизить эффективность принимаемых ими мер по преодолению кризиса. Во-первых, напоминание в сообщениях СМИ и социальных сетях о смерти и экзистенциальных угрозах усиливает приверженность людей традиционным и авторитарным ценностям. Растет запрос на жесткие, решительные меры, увеличивается готовность противопоставлять интересы своей группы и других, находящихся «где-то там» и несущих угрозу.
Кроме того, тревога, в отличие от страха, носит генерализованный характер, она легко может сконцентрироваться на, казалось бы, случайном информационном поводе, категории людей, неосторожно сказанном слове или опрометчивом решении. Иными словами, алармизм одновременно усиливает ожидание быстрых действий и радикальность в оценках этих действий гражданами.
алармизм одновременно усиливает ожидание быстрых действий и радикальность в оценках этих действий гражданами.
Во-вторых, психологические исследования показывают, что в состоянии тревоги управленческие команды, в том числе топ-менеджеры компаний и руководители в антикризисных штабах, становятся более конформными в отношении авторитетных мнений, чаще упрощают ситуацию и реже учитывают альтернативные точки зрения. В результате резко возрастает вероятность ошибки лидера. Растет приверженность ранее принятым решениям, тревога сковывает воображение и затрудняет поиск нестандартных путей выхода из ситуации. При этом снижается способность команды к оценке долгосрочных последствий своих действий. И это именно тогда, когда нужно готовиться к выходу из кризиса, и движение «на автомате», близорукость слишком дорого стоят. Иными словами, коварство алармизма в том, он создает иллюзию отсутствия необходимости разъяснений, но при этом загоняет в ловушку, когда допущенные второпях ошибки раскалывают общество и снижают социальное доверие.
Альтернативой алармизму в освещении ситуации СМИ и комментариях руководителей должна стать логика позитивных целей: число спасенных жизней, примеры самоотверженности врачей, сопереживания, заботы друг о друге и социальной ответственности граждан, стимулирование участия пользователей социальных сетей в коллективных акциях социальной помощи, четкие инструкции исполнительной власти в сочетании с демонстрацией доверия к гражданам, обсуждение долгосрочного будущего на публичных дискуссионных площадках, информационная помощь людям в планировании жизни после кризиса”.